Datasets:
nevmenandr
/
russian-old-orthography-ocr

Dataset card Data Studio Files Community
2
text
stringlengths
0
2.68k
1*
20 Русскій Вѣстникъ.
вcѣ гражданскіе чины въ судебныхъ мѣстахъ и дано было участіе въ правленіи, допустивъ ихъ хотя въ ограниченномъ числѣ въ земскіе послы (депутаты) на сеймы. Чарторыйскіе отвѣчали, что не могутъ дать слова и не въ состояніи употреблять свои труды во вредномъ для отечества дѣлѣ. Репнинъ обратился къ королю за рѣшительным отвѣтомъ, и тотъ объявилъ, что не можетъ стараться о диссидентскомъ дѣлѣ. Репнинъ напомнилъ и королю, и Чарторыйскимъ о прежнемъ обѣщаніи ихъ содѣйствовать диссидентскому дѣлу: отвѣтъ былъ одинъ, что тогда разумѣлась одна терпимость. Увѣдомивши объ этомъ свой дворъ,
Репнинъ писалъ отъ 24 сентября 1766: „Для того я рѣшился къ генералъ-майору Салтыкову отъ сего жъ числа чрезъ курьера повелѣніе послать вступить съ своимъ корпусомъ въ деревни епископовъ краковскаго и виленскаго, питаясь на ихъ коштѣ, ибо ничего уже хуже по диссидентскому дѣлу быть не можетъ, какъ то, что есть, а можетъ-быть сей поступокъ импрессію сдѣлаетъ и что-либо поправитъ. Никакой надежды нѣтъ безъ употребленія силы въ семъ дѣлѣ предуспѣть: и такъ на нее одну остается уповать, ибо не только часть сейма сему дѣлу противна будетъ, но и всѣ головой, когда сверхъ всего духовенства и его инфлюенцій присовокупляются къ противникамъ король, князья Чарторыйскіе и ихъ партизаны, что ужъ въ себѣ все и заключаетъ. Долженъ я донести, что во время сеймиковъ и для будущихъ расходовъ на сеймѣ по требованіямъ королевскимъ мной ему выдано 11.000 червонныхъ, изъ которыхъ 6.000 уже выданы послѣ объявленія королю во всемъ пространствѣ нашихъ требованій по диссидентскому дѣлу: почему слѣдственно я и надѣялся, что сіе его заведетъ согласно съ нами о полномъ успѣхѣ онаго работать, а теперь я въ безпокойствѣ нахожусь по симъ издержкамъ.“
На это донесеніе императрица отвѣчала Репнину рескриптомъ, что если на сеймѣ диссидентское дѣло не будетъ доведено до формальной съ нимъ, посломъ, и съ диссидентами негоціаціи, изъ которой бы резонабельныхъ плодовъ ожидать было можно, и если опять потерю всякой надежды
—
1 3 октября 1766 года.
Европа вѣ концѣ XVIII вѣка. 21
должно будетъ припасать одному коварству стариковъ Чарторыскихъ, въ такомъ случаѣ, опредѣля съ разборчивостію положеніе дѣлъ, употребить все стараніе къ разрыву генеральной конфедераціи и сейма. „Въ самомъ началѣ должно прямо адресоваться къ тѣмъ изъ соперниковъ фамиліи Чарторыскихъ, которые пріобрѣтенному ея во дѣлахъ перевѣсу наиболѣе завидуютъ. Нельзя сомнѣваться, чтобъ такой во мнѣніяхъ нашихъ оборотъ не произвелъ важной въ духахъ перемѣны, и чтобъ многіе изъ соперниковъ князей Чарторыскихъ, кои теперь диссидентскому дѣлу противны, не обратилась на лучшія по оному мысли.“
Дѣло усложнилось тѣмъ, что король, подъ шумокъ, хотѣлъ провести на сеймѣ важныя преобразованія, именно, чтобы вопросы объ умноженіи податей и войска рѣшались большинствомъ голосовъ. Но противники нововведеній дали знать Репнину о замыслахъ, отъ которыхъ онъ имѣлъ наказъ удерживать короля. Вмѣстѣ съ прусскимъ посломъ Бенуа, Репнинъ сильно воспротивился проведенію большинства голосовъ; Чарторыйскіе, изъ нерасположенія къ королю съ одной стороны, а съ другой видя невозможность успѣха и желая показать, русской императрицѣ свою преданность, желая показать что они готовы служить ей во всемъ, что возможно, — Чарторыйскіе помогли Репнину въ этомъ дѣлѣ, помогли и въ дѣлѣ распущенія конфедераціи. Король, съ страшною тоской въ сердцѣ, долженъ былъ отказаться отъ своихъ намѣреній и публично заявить объ этомъ. Репнинъ былъ дѣйствительно подкупленъ поступками фамиліи, писалъ съ похвалой въ Петербургъ о ея поведеніи, и холодность ея къ диссидентскому дѣлу приписывалъ единственно его непреодолимой трудности. „Прошу покорнѣйше ваше высокопревосходительство, писалъ онъ Панину, не только графу Ржевускому, но если можно и къ самимъ Чарторыскимъ, включа великаго маршала короннаго, князя Любомирскаго, ласково отозваться за содѣйствіе ихъ по дѣламъ истребленія множества (большинства) голосовъ и разрыва конфедераціи, а особливо къ князю Адаму Чарторыскому, хотя чрезъ письмо ко мнѣ, кое бы я могъ показать: ибо онъ
—
1 Говоря о Чарторыйскихъ, обыкновенно употребляли это слово.
2 9 ноября 1766.
22 Русскій Вѣстникъ.
(князь Адамъ) былъ мнѣ первымъ инструментомъ къ приведенію стариковъ на мою сторону.“ Въ слѣдующемъ донесеніи писалъ: „Я въ семъ дѣлѣ (уничтоженія большинства голосовъ) какъ точнымъ содѣйствіемъ короля, такъ и Чарторыскимъ совершенно доволенъ. Я долженъ по справедливости донесть, что успѣхъ диссидентскаго дѣла не въ силахъ короля, ни Чарторыскихъ. Лучшее доказательство сему сіе самое истребленіе множества голосовъ, которое они вчерась сдѣлали. Неоспоримо оное дѣло имъ гораздо дороже было и нужнѣе, но, видя пропасть разверстую, сами раздѣлали то, что имъ драгоцѣннѣе всего было, и тако и диссидентское бъ дѣло сдѣлали, коль бы могли, ибо тѣхъ же точно крайностей и по оному ожидаютъ, не имѣя однакожъ таковой же противности къ нему, какъ къ первому. Однимъ словомъ, антузіазмъ и сумасбродство, заразившіеся отъ внушеній духовенства и отъ скупости, чтобъ авантажи коронные не раздѣлять съ диссидентами, столь чрезвычайны, что совершенно свыше всѣхъ здѣшнихъ силъ. Король же, коего я нынче видѣлъ во дворцѣ при обыкновенномъ по воскресеньямъ съѣздѣ, въ такомъ уныніи духа, что я онаго изобразить довольно не могу. Я лишь подошелъ къ нему и помянулъ объ разрушенномъ дѣлѣ множества голосовъ съ благодареніемъ, что онъ самъ о томъ публично говорилъ, то онъ вдругъ при всей публикѣ горько заплакалъ и ничего не былъ мнѣ въ состояніи отвѣчать. Сія самая горесть доказываетъ, сколь онъ къ сему дѣлу привязанъ былъ.“
Чарторыйскіе не переставали увиваться около Репнина, выставлять свою преданность Россіи, просить о возвращеніи прежней милости и наговаривать на короля. Репнинъ писалъ Панину : „Канцлеръ литовской симъ утромъ у меня былъ, чтобъ мнѣ сообщить дружески объ учиненномъ разрывѣ конфедераціи, при чемъ я его благодарилъ за содѣйствіе ихъ въ ономъ и въ истребленіи множества голосовъ по матеріямъ умноженія податей и войска. Онъ много увѣреній дѣлалъ о преданности къ нашему двору, и что бывъ въ послѣднихъ временахъ въ нѣкоторой у насъ недовѣркѣ, лестно бы ему было и съ братомъ имѣть увѣреніе отъ вашего высокопревосходительства о возвращеніи къ нимъ
—
1 12 ноября.
2 19 ноября 1766
Европа вѣ концѣ XVIII вѣка. 23
покровительства и милости ея императорскаго величества, для достиженія которой они все сдѣлали, что имъ возможно было. Канцлеръ литовскій со мною изъяснился, что король часъ отъ часу болѣе къ нимъ недовѣрія имѣетъ, несогласіе ихъ умножася въ семъ послѣднемъ сеймѣ, чрезъ противность, которую они ему, въ угодность къ намъ, показали, и въ чемъ король не иначе согласился, какъ по необходимости. Канцлеръ прибавилъ, что увѣряся въ согласіи хотя принужденномъ королевскомъ, нужно будетъ учредить всѣ пункты новаго союза (съ Россіею), которымъ они весьма желаютъ убавить требованія королевскія, коимъ онъ во многомъ лишности даетъ.“
Но всѣ эти увѣренія въ преданности и выказываніе услугъ не могли повести ни къ чему, благодаря роковому дѣлу о диссидентахъ. Въ другой разъ на сеймѣ всякое соглашеніе по этому дѣлу было отвергнуто съ прежнимъ ожесточеніемъ: грозились изрубить въ куски депутата Гуровскаго, начавшаго рѣчь въ пользу диссидентовъ. Репнинъ имѣлъ право доносить въ Петербургъ, что не въ силахъ Чарторыйскихъ преодолѣть фанатизмъ своихъ согражданъ; въ Петербургѣ могли этому вѣрить; но изъ этого не слѣдовало еще, что должно было принять позоръ неудачи и отказаться отъ дѣла, когда еще оставалось средство возможное и законное въ Польшѣ. Репнину уже было указано это средство: конфедерація между диссидентами, которые должны были обратиться къ Россіи съ просьбою о помощи, и, если Чарторыйскіе откажутся содѣйствовать дѣлу, поднять противную имъ партію. Панинъ непосредственно обратился къ фамиліи съ вопросомъ, будетъ ли она помогать диссидентскому дѣлу. Чарторыйскіе отвѣчали уклончиво. Репнинѣ замѣтилъ имъ это, замѣтилъ, что мало толковать о своемъ добромъ желаніи, надобно его доказать на дѣлѣ: „Вьі говорите объ опасностяхъ отъ диссидентской конфедераціи для самихъ диссидентовъ, а не указываете другихъ средствъ, которыя можно было бы употребить вмѣсто конфедераціи; опасность будетъ грозить не диссидентамъ, а тѣмъ, которые позволятъ себѣ причинить какое-нибудь насиліе диссидентамъ, потому что Россія отомститъ страшно обидчикамъ.“ Репнинъ показалъ отвѣтъ Чарторыйскихъ главнымъ изъ диссидентовъ, и спросилъ: когда они будутъ готовы съ своею конфедераціей? Тѣ назначили 9 марта 1767 года.
24 Русскій Вѣстникъ.
Съ другой стороны, вполнѣ предавшійся Репнину референдарій коронный Подоскій отправился въ объѣздъ по главнымъ членамъ противной фамиліи партіи, къ Потоцкому, Оссолинскому, Мнишку, епископамъ — Солтыку и Краcинскому, испытать ихъ расположеніе, обѣщая покровительство Россіи, посредствомъ котораго они могутъ взять верхъ надъ Чарторыйскими, если только, съ своей стороны, они согласятся содѣйствовать диссидентскому дѣлу.
Мы изложили ходъ диссидентскаго дѣда до 1667 года, чтобы показать, какимъ образомъ Репнинъ принужденъ былъ принять тѣ мѣры, которыя породили различныя конфедераціи и усобицу, предшествовавшую первому раздѣлу Польши. Мы не будемъ описывать этой усобицы, что отвлекло бы насъ далеко отъ нашей цѣли. Мы видѣли, что, совершенно противъ желанія своего, русское правительство было вовлечено въ польскую усобицу; точно также противъ своего желанія, благодаря этой самой усобицѣ, оно было вовлечено въ войну турецкую. Франція оказала хорошую услугу Польшѣ. Для ослабленія здѣсь русскаго вліянія она хлопотала о томъ, чтобы Турція объявила войну Россіи; для спасенія одной полумертвой державы, поднимали другую полумертвую; разумѣется, двѣ полумертвыя державы не могли съ успѣхомъ бороться противъ одной живой, и что же вышло? Успѣхи русскихъ войскъ въ Турціи заставили Австрію войдти въ виды Пруссіи относительно раздѣла Польши, ибо этимъ раздѣломъ поддерживалось европейское равновѣсіе: владѣнія трехъ державъ увеличивалась одновременно, и не одна Россія увеличивала свои владѣнія насчетъ Турціи.
Но прежде всего посмотримъ, какъ хотѣла Ройсія увеличивать свои владѣнія насчетъ Турціи? Она хотѣла пріобрѣсти обѣ Кабарды, Азовъ съ его областью, свободное плаваніе по Черному морю, одинъ островъ на Архипелагѣ, освобожденіе изъ-подъ турецкой власти Крыма и Дунайскихъ княжествъ. Когда Екатерина сообщила эти условія Фридриху II, то онъ отвѣчалъ: „Турки никогда не согласятся на уступку Молдавіи, Валахіи и острова въ Ар-
—
1 Смутное время, предшествовавшее первому раздѣлу Польши, составитъ содержаніе особой статьи.
2 4 Января 1771 г.
ЧЕРНАЯ РАДА,
ХРОНИКА 1663 ГОДА.
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
А Сомко Мушкетъ попереду да й не выгравае,
Коня удержуе, до себе притягуе, думае-гадае...
Пропаде, мовъ порошина зъ дула, та козацькая слава,
Що по всёму свиту дивомъ стала,
Що по всёму свиту степомъ разляглась, простяглась,
Да по всёму свиту луговимъ гоминомъ оддалась…
Народная дума.
Весною 1663 года два путешественника, верхомъ на добрыхъ коняхъ, подъѣзжали къ Кіеву, по Бѣлогородской дорогѣ. Одинъ былъ молодой козакъ, въ полномъ вооруженіи; другой — по одеждѣ и по длинной сѣдой бородѣ казался священникомъ, а по саблѣ, бренчавшей подъ рясою, по пистолетамъ въ кобурахъ и по длиннымъ шрамамъ на лицѣ — воиномъ. Усталые кони и большіе вьюки позади сѣделъ заставляли думать, что всадники держали путь неблизкій.
Не доѣзжая до Кіева версты двѣ, или три, они взяли влѣво и поѣхали лѣсомъ, по извилистой дорогѣ, едва пробитой между пнями. И всѣ, кто только видѣлъ ихъ съ поля, знали почти навѣрное, куда они ѣдутъ. Дорога эта вела въ Хмарище, хуторъ богатаго козака Череваня, извѣстнаго во всей Кіевской околицѣ своимъ хлѣбосольствомъ. Дѣло происходило спустя немного лѣтъ послѣ войнъ Богдана Хмѣльницкаго, которыя обогатили Козаковъ добычею. Черевань служилъ въ войскѣ знатнымъ старшиною и, разоряя шляхетскіе дворы и замки, припряталъ
отд. I. 1
2 ИЗЯЩНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ.
себѣ въ примѣтномъ мѣстѣ ворохъ серебра и золота; а когда война кончилась, онъ купилъ подъ Кіевомъ хуторъ съ богатыми лугами и полями, да и зажилъ спокойною, лѣнивою и веселою жизнью. Всѣ славили его богатство, а еще больше добродушное хлѣбосольство. Къ нему-то повернули два путника.
День былъ на исходѣ. Солнце свѣтило безъ зною. Птицы пѣли и свистѣли вездѣ по лѣсу такъ звонко, такъ весело, что все, и густая трава, и свѣтлозеленый мохъ по старымъ пнямъ, сквозящій на солнцѣ, и деревья, окинутыя легкимъ покровомъ изъ молодыхъ листьевъ, и золотыя облака надъ ними — все какъ будто усмѣхалось. Но лица путниковъ омрачены были какими-то тяжелыми мыслями. Никто бы не сказалъ, что они ѣдутъ въ гости къ веселому пану Череваню.
Вотъ они и у Хмарища. Хуторъ Череваня стоялъ въ болотистой долинѣ, надъ небольшою рѣчкою, черезъ которую вела къ нему узкая плотина; за плотиной насыпанъ былъ валъ — ибо времена тогда были смутныя — и въ валу надъ крѣпкими дубовыми воротами возвышалась широкая, низкая деревянная башня, какъ въ настоящей крѣпости. Вмѣсто зубцовъ, она убрана была частоколомъ, изъ-за котораго удобно было отстрѣливаться, въ случаѣ нападенія непріятелей; а надъ воротами прорублено было въ ней оконце для пушки, которой однакожъ на этотъ разъ въ немъ не было видно. За отсутствіемъ пушки, оно служило единственно для того, чтобъ посмотрѣть, кто пожаловалъ въ гости къ пану Череваню, прежде чѣмъ отворить ворота: предосторожность необходимая, ибо времена, повторяю, были тогда смутныя, и не каждаго гостя впускали въ хуторъ безъ разбору.
Когда путники подъѣхали къ воротамъ, младшій изъ нихъ началъ колотить въ ворота рукоятью сабли, съ усердіемъ, которое показывало, что гости не сомнѣваются въ радушномъ пріемѣ. По лѣсу пошло эхо, но въ замкѣ никто не отзывался. Наконецъ нескоро уже послышался чей-то кашель, и вмѣстѣ съ нимъ раздались медленные, старческіе шаги внутри башни.
ЧЕРНАЯ РАДА. 3
— Врагъ его знаетъ, говорилъ кто-то, взбираясь, какъ казалось, не безъ труда по скрипучей лѣстницѣ къ оконцу, — какой теперь шумный народъ насталъ! Пріѣдетъ, Богъ знаетъ, кто, Богъ знаетъ, откуда, и стучитъ, какъ въ свои собственныя ворота. А лѣтъ какихъ нибудь пятнадцать назадъ, тотъ же самый народъ сидѣлъ тихо и смирно, какъ пчелы въ зимовникѣ... Ге, то-то и есть! когда бъ окаянные Ляхи не встревожили козацкихъ ульевъ, то и до сихъ поръ такъ бы сидѣли... Худо было при Ляхахъ, да уже-жъ и наши гуляютъ не въ свою голову!... Охъ, Боже правый, Боже правый!... Кто тамъ стучитъ? Кому это такъ нужно припало?
— Это Василь Невольникъ, сказалъ старикъ, не глядя на своего спутника. — Все тотъ же, что и прежде!
— Кто тамъ стучитъ? спрашивалъ громче прежняго Василь Невольникъ, высунувши въ оконце голову.
— Да полно тебѣ допрашивать! отвѣчалъ тотъ съ нѣкоторой досадой — Не бойся, не Татаре!
— Боже правый! воскликнулъ Василь Невольникъ, что жъ это такое?... это Паволочскій полковникъ Шрамъ! ( 1 ) Что жъ тутъ дѣлать? Отворять сперва ворота, или бѣжать къ пану?
— Отвори сперва ворота, отозвался угрюмо Шрамъ, — а потомъ ступай себѣ, куда хочешь.
— Правда, правда, добродѣю мой милый! сказалъ старый привратникъ, и началъ спускаться внизъ, думая по-своему въ слухъ: — Гора съ горою не сойдется, а человѣкъ съ человѣкомъ сойдется... Охъ, не надѣялись мои старыя очи увидѣть еще разъ пана Шрама! а вотъ и увидѣли… Охъ, Боже правый, Боже правый!
Вслѣдъ за тѣмъ застучалъ засовъ, и отворились ворота, въ которые козаки проѣхали склонясь, чтобъ не задѣть за сводъ высокими шапками.
Василь Невольникъ не зналъ, что дѣлать отъ радости бросился къ Шраму, и поцѣловалъ его въ колѣно. Потомъ
—
( 1 ) Паволочь — нынѣ мѣстечко въ Сквирскомъ уѣздѣ Кіевской губерніи. Въ старину это былъ важный пунктъ на театрѣ польско-украинскихъ войнъ.
1*
4 ИЗЯЩНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ.
обратился къ его спутнику: — Боже правый! пане полковнику, это твой сынъ Петро? Орелъ, а не козакъ!
Петро наклонился съ коня и поцѣловался съ ВасилемъНевольникомъ.
— Орелъ, а не козакъ! продолжалъ Василь Невольникъ. — Ну, пан’отче, наградилъ тебя Господь сынкомъ! Что, коли бъ хоть двѣ чайки ( 1 ) такихъ молодцовъ повстрѣчали галеру, гдѣ сидѣлъ я на цѣпи?... Охъ, Боже правый, Боже правый! далась мнѣ та проклятая неволя добре знать! кандалы потерли руки и ноги, холодное желѣзо попроѣдало тѣло до костей!
И точно, въ его наружности было что-то такое жалкое, какъ будто онъ былъ только-что выпущенъ изъ галеры. Это былъ низенькій, сгорбленный, худощавый старичокъ, со впалыми, какъ будто къ чему присматривающимися глазами. Онъ былъ одѣтъ въ синій казакинъ и старые, полотняные шаровары, но и этотъ нарядъ казался на немъ чужимъ.
Петро соскочилъ на землю и взялъ отъ отца коня. Пастбище было тутъ же, потому что хуторъ Череваня былъ не что иное, какъ левада, или пастовникъ. На горбѣ, между старыми грушами, виднѣлись двѣ хаты, съ бѣлыми, низкими стѣнами и высокими, соломенными, позеленѣлыми крышами, надъ которыми стояли черные деревянные дымари подъ рѣзными крышками. Дубовые косяки въ окнахъ вырѣзаны были зигзагами, какіе можно видѣть въ старинныхъ деревянныхъ церквахъ. Двери подъ навѣсами были внизу и вверху уже, чѣмъ по срединѣ, и этою формою напоминали осанистыя фигуры пожилыхъ старшинъ козацкихъ, которые въ нихъ проходили. Тутъ же стоялъ и колодезь съ высокимъ журавлемъ, на подобіе глаголя. У колодезя виденъ былъ почернѣвшій образъ, съ бѣлымъ, вышитымъ красными узорами рушникомъ. За колодеземъ тянулся весь увитый хмѣлемъ плетень, ограждающій садъ, пасику и огородъ отъ вторженія телятъ, которыя паслись между
—
( 1 ) Такъ назывались лодки, на которыхъ плавала Запорожцы по Черному морю.
ЧЕРНАЯ РАДА. 5
деревьями. Левада скатывалась съ горба, въ низину, гдѣ изъ-за зеленаго камыша блестѣла запруженная вода и выглядывала почернѣвшая, стромкая, съ двумя шпилями, крыша шумящей мельницы. Усадьба Череваня съ трехъ сторонъ была защищена топкими камышчатыми берегами рѣчки, а съ четвертой деревянною башнею и валомъ. Въ случаѣ опасности, пастухи сгоняли сюда овецъ, рогатый скотъ, лошадей, а сами брали мушкеты и пищали, которыхъ у Череваня хранилось въ башнѣ немало, и готовы были отстрѣливаться хоть цѣлый мѣсяцъ отъ Татаръ, или отъ бродячей затяжной роты Ляховъ. Тѣ и другіе появлялись въ Кіевскихъ окрестностяхъ, какъ метеоры, и слухъ объ нихъ могъ прійти въ Хмарище во всякое время. Но теперь все въ хуторѣ было тихо; пчелы жужжали въ цвѣтущихъ грушахъ; мельница глухо шумѣла; за высокимъ камышемъ раздавались на водѣ крики дикихъ птицъ; а соловьи въ саду всѣ эти звуки ладили одни съ другими. Свѣжесть обняла усталыхъ путниковъ въ этомъ мирномъ и полномъ всякаго добра уголкѣ; разнузданные, кони весело заржали.
— Ну веди жь насъ къ пану, Василь, сказалъ полковникъ Шрамъ. — Гдѣ онъ? въ свѣтлицѣ, или въ пасикѣ? Я знаю, онъ издавна былъ охотникъ до пчелъ; а теперь, подъ старость, вѣрно зажилъ настоящимъ пасичникомъ.
— Да, мой добродію, отвѣчалъ Василь Невольникъ. — Благую часть избралъ себѣ панъ Черевань. Пускай его Господь на свѣтѣ подержитъ! Почти и не выходитъ изъ пасики.
— Но отъ людей, однакожъ, не отрекся? или уже живетъ настоящимъ пустынникомъ?
— Ему отречься отъ людей? отвѣчалъ Василь Невольникъ. — Да ему и хлѣбъ не пойдетъ въ горло, коли не раздѣлитъ съ добрымъ человѣкомъ. У насъ и теперь не безъ гостей. Э, пан’отче! какой у насъ гость!... Нѣтъ, не скажу — увидишь самъ.