Datasets:
nevmenandr
/
accentual-syllabic-verse-in-russian-prose

Dataset card Data Studio Files Community
1
text
stringlengths
0
25.2k
– Одна'ко?
– Так, ничего'. Она' то'лько спра'шивала: бу'ду ли я ещё писа'ть Па'влу Ива'новичу и как ско'ро?.. Я говорю': «Не зна'ю». Тогда' она' заме'тила, что с мужчи'нами нельзя' так, пря'мо, начистоту', а на'добно их изучи'ть, что'бы узна'ть, чего' им осо'бенно хо'чется и'ли чего' они' бо'льше всего' боя'тся.
– То есть затро'нуть их чувстви'тельную струну'?
– Да.
– И тереби'ть их за э'ту струну'?
Она' засмея'лась.
– Ну да, как же с ва'ми ина'че-то?
– Каку'ю же струну' она' откры'ла у Па'вла Ива'новича?
– Не зна'ю…
Она' не говори'ла об э'том пря'мо. Но, ка'жется, она' ду'мает, что не меша'ло бы его' попуга'ть.
– Чем?
– Я не зна'ю… Мы… не говори'ли об э'том.
Она' упёрлась, и я ника'к не мог он неё доби'ться, что она' затева'ет. В су'мме, одна'ко, все оказа'лось вздо'ром: обыкнове'нная болтовня' ме'жду же'нщинами о том, что у них лежи'т на се'рдце. Осо'бенного уча'стия да'же не тре'буется, все мо'жно себе' объясни'ть любопы'тством и стра'стью меша'ться в чужи'е дела'. Вопро'с, ста'ло быть, то'лько в одно'м: к чему' все э'ти предосторо'жности, кото'рые простира'лись о'чень далеко', е'сли э'то была' не на шу'тку моя' попу'тчица?..
Тем вре'менем, срок моего' пребыва'ния в Р** ока'нчивался, и мне бы'ло гру'стно ви'деть, с како'й тоско'й вспомина'ла об э'том О'льга.
Накану'не отъе'зда, си'дя со мной в су'мерках по'сле обе'да, она' сказа'ла слова', кото'рые меня' глубоко' тро'нули.
– Жаль, друг мой, – сказа'ла она', прижима'ясь лицо'м к моему' плечу', – что мне не судьба' была' стать твое'ю! Как хорошо', как споко'йно устро'илась бы вся жизнь!
– Да, О'ля, – отвеча'л я, – я сам го'рько об э'том жале'л, но судьба' – сли'шком тёмный моти'в, чтоб им объясня'ть причи'ны, нас разлучи'вшие. Они' бы'ли гора'здо ясне'е, и ты их зна'ешь.
– Что зна'ю? Вздо'р-то твой?.. Бу'дто бы я тебя' не люби'ла?
– Нет, О'ля, э'то не вздор, и е'сли ты пре'жде не понима'ла э'того, то тепе'рь должна' бы поня'ть. Есть бесконе'чная ра'зница ме'жду тем чу'вством, кото'рое ты име'ла ко мне, и други'м, кото'рое ты узна'ла по'сле.
– Ах, да, – отвеча'ла она', вздохну'в, – коне'чно, но то'лько ра'зница э'та вся в по'льзу пе'рвого. Верь мне, мой друг, то ти'хое чу'вство, кото'рое влекло' моё се'рдце к тебе', заключа'ло в себе' гора'здо бо'льше зада'тков сча'стья. Пре'жде я то'лько уга'дывала э'то, сло'вно чутьём, тепе'рь убеди'лась со'бственным го'рьким о'пытом. На что нам ого'нь, кото'рый пали'т и ослепля'ет? Нам ну'жен свет и ти'хая, ро'вная тепло'та. А мне во'зле тебя' всегда' бы'ло так тепло'! Так тепло'!
Она' запла'кала, обнима'я меня' тихо'нько руко'ю за ше'ю.
Я был в тако'м возбуждённом, экзальти'рованном состоя'нии, что чуть не наде'лал дура'честв; чуть не сказа'л ей: «О'ля! Чего' же тебе' ещё! Чего' ты, ослеплённая, тя'нешься так безу'мно на э'тот ого'нь, кото'рый тебя' опали'л? Пойми' же, что он не даст тебе' сча'стья. Пойми' и отверни'сь от него' раз и навсегда' и оста'нься тут, во'зле меня', где тебе' так тепло'…» Други'ми слова'ми, я чуть не предложи'л ей неме'дленно ра'звестись с Па'влом Ива'новичем, чтоб вы'йти пото'м за меня'. Но я был проу'чен насчёт э'того ро'да мираже'й; благора'зумие одержа'ло верх над подогре'тым чу'вством, и де'ло око'нчилось ти'хим, дру'жеским поцелу'ем.
Пе'ред отъе'здом я счел одна'ко нели'шним серьёзно её остере'чь насчёт э'той зага'дочной ро'дственницы и рассказа'л ей о ве'нзеле носово'го платка' и ещё ко`е-что' из моего' доро'жного приключе'ния…
– Нельзя' так доверя'ть вся'кой встре'чной, – говори'л я. – Почём ты зна'ешь, что у неё на уме' и, наконе'ц, кто она'?.. Мо'жет быть, во'все не Фо'гель и не кузи'на Па'вла Ива'новича.
– А кто же?
– Почём я зна'ю… Впро'чем, я наведу' непреме'нно спра'вки и напишу' тебе'.
– Пожа'луйста, то'лько не проговори'сь.
– Будь споко'йна.
В три часа' но'чи я уе'хал из Р**. Дорого'й вопро'с о Фо'гель верте'лся у меня' на уме', и я не раз пожале'л, что в ту по'ру, в Москве', не дал себе' труда' узна'ть и'мя мое'й интере'сной попу'тчицы. Что'бы нагна'ть упу'щенное, я реши'лся бы'ло зае'хать на Дмитро'вку, рассчи'тывая, что с 10 до 2-х у меня' хва'тит вре'мени. Но по'езд заде'ржан был в К** так до'лго, что я едва' поспе'л на Никола'евскую доро'гу.
VI
Неме'дленно по возвраще'нии в Петербу'рг я посети'л тётушку Со'фью Анто'новну, у кото'рой О'льга жила' до заму'жества и по'сле. Отда'л ей письма' из Р** и просиде'л у неё весь ве'чер. Но'вого я ей не мог сообщи'ть почти' ничего', кро'ме ли'чных мои'х впечатле'ний. Да'же попы'тки Па'вла Ива'новича насчёт разво'да, о кото'рых она' до сих пор молча'ла, оказа'лись изве'стны тётушке, должно' быть, че'рез сестру', хотя' О'льга не подала' и ви'ду, что говори'ла об э'том кому'-нибудь, кро'ме меня'… «Стра'нное сво'йство же'нских секре'тов! – поду'мал я. Все зна'ют их по'рознь, но вся'кий до'лжен вообража'ть, что никому', кро'ме него', ничего' не откры'то!..»
Говоря' о Бодя'гине, кото'рый верну'лся вско'ре по'сле моего' отъе'зда, тётушка сообщи'ла мне по секре'ту, что он получи'л на днях больши'е де'ньги за каку'ю-то конце'ссию…
– Е'здил по э'тому де'лу в Орёл, – шепну'ла она', и вслед зате'м приба'вила гро'мко, – ведь вот, везёт же таки'м разбо'йникам.
– У него' есть в Орло'вской родня'? – спроси'л я кста'ти.
– Да, есть.
– Есть бароне'сса Фо'гель – кузи'на?
– Фо'гель?.. Да, ка'жется… Фо'гель?.. Посто'й-ка… Э'то Толбу'хиной, Ири'ны Матве'евны до'чь-то, заму'жняя?
– Да, – отвеча'л я, сму'тно припомина'я слы'шанное от О'льги. – То'лько чуть ли она' не в разво'де?
– В разво'де?.. Ну, нет, едва' ли… Я что'-то не слы'шала… Ра'зве неда'вно?
– Есть, ста'ло быть?
– Да, есть, а что?
– Так, ничего', я вспо'мнил… Мне говори'ли о ней в Москве'.
– Есть, – повтори'ла Со'фья Анто'новна ещё раз.
Одно' из гла'вных мои'х подозре'ний ру'хнуло, поколеба'в, есте'ственно, все остальны'е, и я на друго'й же день сообщи'л О'льге изве'стие, что её Фо'гель не вы'мысел, приба'вив, одна'ко, сове'т не ве'рить всему' без разбо'ра, что она' о себе' расска'зывает, и'бо ины'е ве'щи по спра'вкам ока'зываются сомни'тельны. Так, наприме'р, о разво'де её здесь до сих пор ничего' не зна'ют.
В э'тот же день был у Бодя'гина, но не заста'л его' до'ма. Мы сви'делись дня че'рез два, и он затащи'л меня' обе'дать к Борелю'.
– А! Черезо'в! Здра'вствуй, любе'зный друг! Давно' ли? Отку'да? Как пожива'ешь? – расспра'шивал он. – Я слы'шал от В**, что ты вороти'лся, да то'лько тебя' не ви'дно бы'ло все э'то вре'мя… Посто'й-ка! Посто'й! Дай на тебя' погляде'ть… Фу, черт, как ты постаре'л!.. Что ты не же'нишься?.. Е'сли име'ешь в виду', то пора', а впро'чем, оно', пожа'луй, чем по'зже, тем лу'чше. Вот меня', бра'тец, нелёгкая угора'здила, поторопи'лся, да не зна'ю тепе'рь, как и отде'латься… Черт зна'ет, что э'то тако'е!.. Ты слы'шал, коне'чно, с твое'й кузи'ной?..
– Как же?
– Ах, да, я и забы'л. Вы с не'ю ведь в перепи'ске, и уж, коне'чно, она' нажа'ловалась. Призна'йся, чай расписа'ла так, что про'сто и на глаза' не пока'зывайся? Она' ведь мастери'ца распи'сывать, и слог у неё та'кой высо'кий.
Он, очеви'дно, не знал о мое'й пое'здке в Р**, и я тут же реши'л не говори'ть ему' об э'том без на'добности… Я отвеча'л, что он ошиба'ется, что О'льга писа'ла о нем о'чень ма'ло и далеко' не вражде'бно.
– Врешь, брат! Не мо'жет быть!.. А впро'чем, с вас ста'нется! Вы ведь рома'нтики, и у вас э'то все жите'йское прикры'то вели'чественным молча'нием и'ли заста'влено декора'циями. Ста'рая па'ссия, как во'дится ме'жду двою'родными, плато'ния, родство' душ – каните'ль возвы'шенных мы'слей и идеа'льных чувств… Connu![2]