prose
stringlengths
3
1.32k
poetry
stringlengths
5
2.28k
Откуда бы взялось бесчисленное множество галантных людей, признавших себя Звездой, из всех галактик...
куда съезжалось бы из всех галактик бесчисленное множество галантных существ, признавших, что она -- Звезда.... Киев
И что-то хорошее только проявляется. И как будто река там не течет,
А что-то хорошо -- то лишь пока. И словно не туда течет река,
Но это по-прежнему мимолетный момент, и вы пропустите его,
Но все равно за мигом снова миг соединяет с тайной напрямик,
как будто в этом вся суть людей, чтобы они дольше жили в блохе.
как будто только в том весь смысл людей, чтоб дольше в плоти пребывать своей
мысли так похожи на уток, что они растут и летают в небе;
у мыслей, так похожих на утят, что вырастут и в небе полетят,
Бог играет в поток потерь. Пространство было тщательно очищено --
Играет гаммы бог на флейте утра. Простор старательными снами убран --
Пространство педантично очищается - не для того, чтобы осознать сознательность Природы и не для того, чтобы постичь вечные законы до самого конца... Лифлет зеленый
Простор старательными снами убран -- не осознать сознанье Естества и не осмыслить вечные законы до самого конца... Листок зеленый
Надоело все вокруг, и спереди, и сзади, но дай бог нам только свежести сил, честно говоря - тогда бы сейчас началась мизансцена, и мы могли бы наслаждаться ею,
Усталые вокруг, и впереди, и сзади, но свежесть сил пусть бог лишь честным даст -- тогда бы чудо началось сейчас и мы смогли бы с данностями сладить,
и долгая история красивых ароматов была бы сладкой для тех, кто, как будто впервые, откроет глаза на источник будущей гармонии.
и давностей прекрасных привкус был бы сладок для тех, кто книжки, словно в первый раз, открыл бы, чтоб не отрывая глаз, смотреть в источник будущего лада.
Вдали, но здесь, все еще в "сегодняшнем", огромном и живом, вдруг поднимется
Вдали, но здесь, еще в "сегодня", огромном и живом, вдруг был бы поднят
На театре наших дел внезапно был поднят занавес.
огромном и живом, вдруг был бы поднят тот занавес в театре наших дел,
тот занавес в театре наших дел, который мешает нам видеть
тот занавес в театре наших дел, который видеть нам не позволяет
Который не дает нам увидеть путь, где наша воля - зло
который видеть нам не позволяет пути туда, где наша воля злая
Пусть так и будет, но только - так и будет... Мне нравится сумасшедшая жара и унылая грусть во всем по утрам, и полумысли о Будде.
Пускай уж будет так, но только -- будет... Мне нравится безумная жара и колкая печаль во всем с утра, и полумысль застрявшая о Будде.
И рифма просыпается, когда Господь решает взобраться на гору, хотя гора крутая, а люди вокруг смеются...
Строка не кончилась. И рифма будит, когда Господь решает, что пора карабкаться, хоть и крута гора, а праздные вокруг смеются люди...
Я слишком жива, и виноват человек, который вычерпал свой сад,
Я слишком жив, и этим виноват в глвзвх того, кто засушил свой сад,
Таков порядок дня для всех нас - всех нас от рождения, всех нас, которые так прекрасны, когда высота полна света.
положенный в существованье этом по разнарядке нам велящих сил -- всем от рожденья, всем, кто так красив, когда высоким переполнен светом.
Я заполняю пробел в январе кистью крыльев дракона, и тонким румянцем пишу свой иероглиф всерьез.
Пробел январский заполняю кистью из трепетанья крылышек стрекоз, и тоненькою прочернью всерьез свой иероглиф я пишу искристый.
С дуновением ветра я, как всегда, в порядке, и фраер говорит мне, трещащий, как снег прошлой осени:
Мне хорошо, как некогда, от свиста и завываний ветра, а мороз рассказывает мне, треща, как рос он осенью минувшей: неказистый,
но слишком мудр, чтобы торопиться, он по-прежнему хладнокровно
но слишком мудрый, чтоб спешить, он все никак замерзнуть от души
Вскоре он начал писать в окне, и мне посчастливилось писать случайно.
каприччо вскоре стал писать в окне, и посчастливилось случайно мне
а потом в ней, полной огня, пока она не будет сокрыта.
а после в ней, наполненной огнем, пока подспудным. Мы уже поем,
дни пьяные, счастливые, мы думаем об одном и том же: солнце
дни опьяняющему, рады, об одном мы думаем торжественно: о солнце
Мы думаем торжественно: о солнце для всех, кто здесь спасется от холода в тепле апреля и в тепле души.
мы думаем торжественно: о солнце над всем, что здесь от холода спасется в тепле апрельском и в тепле души. Напрасно что-то все испортить тщится
Зимой я спокойно хожу по улице и, глядя на таинственный лес,
Пойду-ка по аллее зимней тихо, и, глядя на таинственную ель,
Я хочу, чтобы люди, которые возмущены книгой любого существования... Я ни на минуту не
желать людей, не заменимых книгой любого бытия... Я даже мига
Всегда хочется глубины разговора, продолжения того, чего нет
Всегда тоска по глубине бесед, по продолжению того, в чем нет
желание воспользоваться мечтой, которая вечно связана только с одним
желания воспользоваться сном, который навсегда лишь об одном
... Были дни такого высокого испытания, но, увы, их никто не заметил - кто, привыкший делать все горячо, кто просто забыл об этом, чтобы
...Стояли дни такой высокой пробы, но их, увы, никто не замечал, -- кто, все привыкнув делать сгоряча, кто просто так, забыв подумать, чтобы
идентифицировать яркость особого присутствия почти без света, в том пасмурном месте, где хорошо кричать от ужаса и боли, где тринги
определить светимости особой присутствие в почти что нелучах, в той пасмури, где хорошо кричать от ужаса и боли, где окопы
и взрывы беспорядочны, где все стонет со всех сторон, а жизнь окружена
и взрывы чудятся, где сплошь стена со всех сторон, и жизнь -- окружена
И мы идем - толпами, панибратством и рядами,
Стояли дни и до сих пор стоят. А мы идем -- толпой, вразброд и в ряд,
Ждать с нетерпением яркого бутона, который только ты, мир, который не дает нам проснуться - все мы, все мы, все мы, во все века.
Ждет понапрасну светлого приятья достигнутая лишь тобою суть того, что сути не дает уснуть -- всех вместе нас, во все столетья взятых.
И горько. И в следующий момент твой маленький путь не угадывается. И хочется свернуться и развернуться куда-нибудь там, где ничего не нужно:
И горько оттого. И не угадан на следующий миг твой малый путь. И хочется свернуться и свернуть куда-нибудь, где ничего не надо:
ни петь, ни говорить, ни кричать, ни восхищаться дыханием молодых,
ни петь, ни говорить, ни возглашать, ни восхищеньем молодым дышать,
И не красят, и не едят картины тончайшей кистью мысли на полотне небесно-голубого цвета то тут, то там, оставив горшки солида.
ни рисовать нарядные картины тончайшей кистью мысли по холстам небесно-голубым то здесь, то там, палаты одиночества покинув.
Хныкал в ушах, но... некоторые высохли, и был слышен ветер, и листья не могли двигаться, и дни были полны яркого, но туманного воздуха, без работы.
Прибой в ушах, но -- высохший какой-то, и ветер слышен, да недвижен лист, и дни столпились яркие, но мглист слепящий душу воздух, без работы
Был сделан звонок о помощи, но дым поднялся.
оставшийся в июльском пекле. Подан сигнал о помощи, но дымна высь
Звоните о помощи, но дым, кажется, тоже умирает.
сигнал о помощи, но дымна высь и тоже гибнет, кажется. Сошлись
И он тоже, кажется, умирает. В немузыкальной точке все аккорды сошлись,
и тоже гибнет, кажется. Сошлись в немузыкальной точке все аккорды,
в немузыкальной точке все аккорды, чтобы пока молчать --
в немузыкальной точке все аккорды, чтоб до поры до времени молчать --
молчать до поры до времени - пока не станет слишком жарко для жизни
чтоб до поры до времени молчать -- пока для жизни слишком горяча
Пока погода кипит слишком жарко для жизни...
пока для жизни слишком горяча нам выкипать велящая погода...
кипятить кипящую погоду... И все же... Что-то внутри,
нам выкипать велящая погода... А впрочем... Что-то все-таки внутри,
И все же... Что-то внутри, в душе, не так.
А впрочем... Что-то все-таки внутри, в душе, не так. В том месте, где горит,
В том месте, где пламя, копт, всего лишь свеча, но... гордо...
в душе, не так. В том месте, где горит, коптя, всего-то свечечка, но -- гордо...
И у меня миллион забот, и океан любви, который бушует
А у меня есть миллион волнений, и океан любви, который вспенен
в сильном шторме, где тихо, плавно и гладко,
великой бурей, где растет покой ковыльно, переливчато и гладко,
как будто ветер не разорвал палатку, и ум не бросился сам...
как будто ветер не срывал палатку и разум не метался сам не свой...
Когда-то я получил в подарок вечную загадку сознания, смысл которой мне сразу же обобщили первые дожди, пришедшие в мою жизнь.
Когда-то я в подарок получил сознания извечную загадку, чей смысл мне тут же изложили кратко впервые в жизнь попавшие лучи.
До сих пор, увы, я не знаю ответа, хотя раньше казалось, что так было у майя,
Ответа до сих пор, увы, не знаю, хотя, бывало, и казалось в маях,
уже кажется мне контуром и очень скоро он станет реальностью.
уже свое мне кажет очертанье и очень скоро воплощенным станет
Все зависит от того, как настроить всю эту массу, которая поднялась на гору, которую вам не суждено обойти.
Родное с чуждым... Вещество -- одно. Все от того зависит, как настроить всю эту массу, вставшую горою, что обойти тебе не суждено.
А в синхронном хазотроне повседневной жизни кварк доброты будет летать в воздухе к той части души, где бродят и кружат злые ионы.
И в синхрофазотроне быта сном кварк доброты перелетит порою в тот край души, где ионы злые роем жужжат-кружат. И вдруг, потрясено,
Все, что у нас есть, обновится, и добро осветит наши лица,
все, что есть сущность наша, обновится и благо просветляет наши лица,
Но мы убеждены, что все по-другому, что мир всех нас незыблем,
Но мы убеждены, что все иначе, что сущности у всех нас однозначны,
Хватит! Нет никого - есть только желание довольствоваться: в каждой Англии есть свой бунтарский Ульстер, и глупость тоже наследуется умом.
Довольства нет! Не верьте никому -- есть только устремление к довольству: у каждой Англии есть свой мятежный Ольстер, и глупость -- тоже свойственна уму.
но длительный экстаз кометы скрыт, и остеопороз
но зн'аменье, кометой длиннохвостой восторг прикрыв, сбывается и остов
Спокойно радуйтесь, сбываются и основы победы, и в назидание всем тем, кто так живо строит то, что Господь разрушает в наших душах,
восторг прикрыв, сбывается и остов победы рушится, и в трауре все СМУ, так яро строящее то, что в наших душах опять Господь нам в назиданье рушит,
А что тут скажешь? Надо, значит, все может стать по-другому.
И что же скажешь здесь? Так нужно, значит. Безрадостным все может стать иначе
Ах, как мы любим, чтобы наше братство растягивалось и продолжалось тихо, даже если сердце устало, а ноги могут выжить только в пыли.
О как мы любим эту нашу краткость растягивать и длить исподтишка, хоть устает то сердце, то рука и можно выжить, только в прах расстратясь.
Есть много зла. И много вещей не в радость. И что-то хорошее только проявляется. И как будто река там не течет, не самые худшие пытаются утонуть.
Есть много зла. И многое не в радость. А что-то хорошо -- то лишь пока. И словно не туда течет река, совсем не худших утопить стараясь.
Но это по-прежнему мимолетный момент, и вы пропустите его,
Но все равно за мигом снова миг соединяет с тайной напрямик,
как будто в этом вся суть людей, чтобы они дольше жили в блохе.
как будто только в том весь смысл людей, чтоб дольше в плоти пребывать своей
Не учтен чужой километр тьмы неравных сил... И бог двух просит и просит, чтобы высокое чувство не было развеяно пылью.
Не учтены чужого километры и тьмы неравнодействующих сил... А бог двоих и просит, и просил высокость чувства пылью не разветрить.
Наш дух - бродяга, но наша душа устоялась, ей не нравится без ручек, и я подумал: "Чем бы я ни жил, глупо думать, что я дома, и глупо медлить".
Наш дух -- бродяга, но душа -- оседла, ей без пенатов этот свет не мил, и я придумал: где бы я ни жил, считать, что дома я, и глупо медлить
с проникновением ночных разговоров, с мокрым взглядом, который следует за ними
с проникновенностью ночных бесед, со взглядом влажным, что им вслед
с невольным родством с тем, кто был соавтором твоих стихов,
с ненарочитым породненьем с тем, кто стал соавтором твоих поэм,
Ах, эта музыка и дни, когда мы говорим то, что не можем понять,
Ах, эта музыка и дней скороговорка, которую нам, грешным, не понять,
что мы, жители, не можем понять, а лето - это смысл самого огня, а небо вдалеке распахнуто.
которую нам, грешным, не понять, и лета смысл как самого огня, и неба в даль распахнутые створки. Растительны секунды. Соком горьким,
Они поют из листьев - в надежде, что зазвонят в буддистский колокол.
поят с листков -- надежды, что звенят буддийским колокольчиком. И только
Время во мне под моим контролем, парадиза, где, если хотите, играешь с самой вечностью,
во мне подвластных мыслях время -- рай, где, хочешь, с вечностью самой играй,
Продолжая свой путь по лучшей дороге, которую вы могли бы выбрать с достоинством, не запятнав свою жизнь, с вдохновением... Киев
держа свой путь по лучшей из дорог, которую ты славно выбрать смог, не очерняя жизни, вдохновенно... Киев
Окно снова открывается в надежде, и ожидающий отвечает на звонок, который на всю оставшуюся жизнь отнимает у него все, что угодно между
Опять распахнуто окно в надежду и выжидающий молчит звонок, который на себя всю жизнь отвлек и ничего не позволяет между
в каменном пространстве, где трава вот-вот высохнет, так что все в одиночку
в пространстве каменном, где травки клок вот-вот засохнет, так весь одинок
и в страхе перед грубостью невежественного человека, который может вынуть все из своих уст, хотя бы потому, что провел славные ночи в тишине,
и в страхе перед грубостью невежды, могущего все вырвать просто так, хотя бы потому, что он в стихах не проводил ночей великолепных,
не бродил по домам, заселенным другими, и не вставал, когда звучал гимн
не бредил домом, обжитым другим, и не вставал, когда играли гимн
И он не встал, когда зазвучал гимн, ослепленный звездами на мгновение...
и не вставал, когда играли гимн прекрасному, от звезд на миг ослепнув...
Они готовы смешиваться, но мы снова в их пылу,
Они уже расплавиться готовы, а мы в жару их остаемся снова,
мечтают потушить себя в воде.
мечтая погасить себя в воде. Парник построен! Не спастись нигде,
выкарабкаться, заменить двигатели и починить воздух, который вскоре
чтоб заглушить и заменить моторы и воздух починить, который скоро
Но, когда свежесть вдруг так хорошо потянулась в июле этого года, мы начали смотреть вперед!
Но -- свежестью внезапно потянуло и так прекрасно в нынешнем июле вдруг устремляться стало нам вперед! Киев
Не слезы текут, а судьбы.
возобладал, как будто навсегда... Текут не слезы -- судьбы. И следа
Не слезы текут, а судьбы. И слезы на щеках в конце вечности, и драгоценные, старые, которые заменили города, уходят с ларингитом.
Текут не слезы -- судьбы. И следа нет на щеках у вечности, и лары дом покидают драгоценный, старый, который заменял им города.
И триумф дьявола, когда мы напоминаем Парадизе
И дань дьяволиада собирает, когда мы при воспоминанье рая
когда мы, рембрандт, испытываем муки замерзания,
когда мы при воспоминанье рая переживаем муку, замерев,
не понимая, что происходит здесь, в этом мире, где лица размыты
не понимая, чт'о же здесь творится, на этом свете, где размылись лица
Причащение прерывается, и речь до сих пор звучит в общем-то, зажатая речью, из будущего спешит ко мне, и потоки славно переполняются.
Общенье прервано, а речь еще звучит и вообще все, извиваясь речью, из будущего мне спешит навстречу, и славно переполнены ручьи.
И старые новости доставляются мне в спешке, с грустью, и каждое мгновение является предвестником, который недостаточно заметен в темноте дня, посреди ночи.
И старое мне новости вручить спешит, журча, и каждый миг -- предтеча, который недостаточно отмечен в потемках дня, в полуденной ночи.
И мой сын так же неподвижен и молчалив, как после прочтения Лотреамона.
А суть моя недвижна и безмолвна, как после чтения Лотреамона.
неподвижность - становится семенем надежды на осень, где гнев
недвижности -- становится посевом надежды на осенний май, где гневным
В один миг можно увидеть, что дьявол приручил их, и они ведут себя как палачи.
в старательно расставленные пни и в душу обжигающие стансы. Мгновенья, видно, дьявол приручил, они ведут себя как палачи --
Теперь они мучают свой разум, то разводят костер, то ведут прошлое к виселице,
то плавят мысли, то костер разводят, то к виселице прошлое ведут,
Файлы убираются без трагедии, устаревшие шумы уходят под лед, и вы снова одни, но все еще ярко освещены
Устраняются файлы без всяких трагедий, уходит под лед устаревший шумок и кто-то погиб, и ты вновь одинок, но все же по-прежнему яростно светел
День, омраченный ветвями одежды, брошенными в грязь миллиардами футов, взорванный кем-то, кто не мог жить с Богом в мире.
день, затемненный оценочной ветвью, втоптанный в грязь миллиардами ног, взорванный кем-то, кто с Богом не смог существовать миротворно на свете.
Кто-то должен быть здесь вечным, кто-то - вечным, а кто-то - вечным;
Вечно увечным здесь должен быть кто-то, вечны обиды и вечна забота,
Но бесконечны чудесные дары, которые ждут нас и грядущих,
но бесконечны и чудные дали -- те, что нас ждут и те, что настали,
Наши мысли все еще теплые, кажется, что это для нас. От тишины зажигается предвкушение перемен. И смысл сжигания зажигается.
еще прохладой наши мысли грея, оно журчит как будто бы для нас. Из тишины -- предчувствованье фраз нам возжигается. и смысл горенья
И дни, и слова, и твоя жизнь... Чтобы успеть, чтобы понять все это полнее,
и дней, и слов, и сущности твоей... Успеть, понять бы все это полней,
Река сознательности расширяется и расширяется, но это уже круг, который дан, чтобы понять глубины прошлого неустрашимыми...
да незачем, мой друг, по сути дела. Река сознания все шире, шире, но все 'уже круг, которому дано понять глубины бывшего несмело...